Воинственные искорки уже начали разгораться в глазах Патриции, но она решила не вступать в очередную перепалку.
— Кто еще знает, что вы привезли меня сюда?
— Бабушка, разумеется. Мы ждем ее завтра. Она собирается вывезти тебя в Ланкашир на какое-то время.
— Вывезти? И надолго?
— Она не уточняла. Как ты захочешь, надо полагать.
— Мне это абсолютно не нравится. Так, еще кто?
— Твой поверенный. Он, конечно, захочет вначале убедиться, что ты — подлинная Патриция Шандо, а затем, думаю, тебе придется подписать целый ворох бумаг, чтобы вступить в права наследования. Я попросил его быть здесь в три часа.
— Я не ослышалась?
— А в чем дело?
— Как же богата я должна быть, — нервно рассмеялась Патриция, — если нотариус сам приходит в гости, вместо того, чтобы принять меня в собственной конторе!
— Мы решили, что тебе будет легче, если вся эта процедура пройдет в домашних условиях… — Майлз взглянул на часы. — Ты проголодалась? Мы ведь еще не обедали. Недалеко есть ресторан с отменной морской кухней.
— Нет, есть не хочу. А потом, скоро придет слесарь.
Патриция неожиданно вскочила и ринулась в спальню, сделав по дороге призывный жест рукой.
— Пойдемте со мной, — позвала она. Майлз устремился следом и натолкнулся в дверях на целую охапку костюмов, за которой едва угадывалась хозяйка. — Отдайте это на нужды благотворительности. — Убедившись, что тяжелая ноша находится в надежных мужских руках, она принялась вытаскивать из гардероба все новые и новые вещи.
— Постой! Э-эй, стоп-стоп! — вскричал Майлз при виде стремительно растущей горы твида и кашемира. — Ты хорошо подумала?
— Никогда еще я не думала так хорошо. Гадкие, мрачные одеяния. Я в этом не легла бы и в гроб! Скорее отнесите их в машину!
— Ты определенно рехнулась, — вздохнул Майлз, когда одежду наконец удалось запихнуть на заднее сидение. Однако вся эта сцена явно забавляла его.
Им пришлось еще дважды навещать спальню, пока шкафы окончательно не опустели.
Едва с этим было покончено, как появился слесарь. Он врезал новый замок во входную дверь и вручил хозяйке два ключа. Отпустив мастера, Патриция посмотрела сначала на ключи, потом на Майлза.
— Один мне, а другой… — Она выдержала эффектную паузу. — А другой Жану-Луи, конечно.
— Почему тебе так нравится издеваться надо мной? — спокойно спросил Кейн.
— Вы думаете, что я делаю это намеренно?
— Я знаю, что это так.
Подойдя к дивану Патриция сбросила туфли и уселась, вытянув красивые ноги.
— Почему бы и вам не присесть? — пригласила она.
Она ожидала застать его врасплох, но произошло нечто прямо противоположное. Уверенно направившись к дивану, Кейн взял ее за щиколотки и, усевшись рядом, перебросил ноги девушки через свои колени.
Какое-то время Патриция таращилась на него в немом изумлении, затем ее рот скривился в понимающей ухмылке.
— Вы не в состоянии устоять перед вызовом, как я погляжу! — констатировала она.
— А ты намерена часто провоцировать меня?
— Ну, это довольно занятно.
— Стало быть, для тебя это не больше, чем игра?
— А как же? Вся жизнь — игра.
— В игре не должно быть места жестокости. А ты, похоже, получаешь удовольствие, причиняя мне боль.
Это обобщение не понравилось Патриции, и она попыталась встать, но Майлз удержал ее за лодыжки. Девушка перевела взгляд с его рук на лицо, но его выражение оставалось бесстрастным.
— В чем же это выражается? — спросила она.
— В назойливом упоминании о Жане-Луи при мне — к месту и не к месту.
— Он мой жених.
— Чуть раньше в этой роли успел побывать я.
— Трудно поверить, что я вообще когда-либо была обручена с вами, — задумчиво произнесла она.
— А как же газета?
— Бумага все стерпит. Я… была влюблена в вас?
— В противном случае у тебя не было бы повода соглашаться выйти за меня замуж.
— Это еще бабушка надвое сказала!
Майлз повернул голову, глядя на нее сверху вниз, и девушка уже в который раз отметила, что маска невозмутимости на его лице придает словам тяжеловесную многозначность.
— Почему ты стремишься это выяснить?
— Если я была влюблена в вас по уши, то чем объяснить мое полное равнодушие к вам сейчас?
— Полное?
— Абсолютно.
— Если я тебе и впрямь настолько безразличен, то откуда взялось навязчивое желание побольнее ужалить меня?
Патриция звонко рассмеялась, и, запрокинув голову, сплела на затылке поднятые руки, отчего тонкий свитер натянулся, обрисовывая изысканную округлость ее высокой груди, не стесненной бюстгальтером.
— Вы увезли меня от любимого человека и теперь недоумеваете, отчего я так неласково с вами обхожусь. Хватит темнить, я хочу знать: мы были любовниками?
Взгляд Майлза неохотно оторвался от ее бюста.
— Не смею сказать тебе правду, — улыбнулся он.
— Но почему?
— Потому что теперь я не уверен в том, что ты действительно была влюблена в меня.
— Разве я не признавалась в этом? — Глаза Патриции округлились.
— Увы.
— А что, так трудно было поинтересоваться?
— Как-нибудь я обязательно расскажу тебе о наших отношениях, но только не сейчас.
— Почему?
— Потому что ты не в настроении, а я не хочу слышать, как ты будешь высмеивать то, что для меня бесконечно дорого. — Весь его вид — сведенные брови, отяжелевший волевой подбородок — выражал упрямую решимость.
— Еще неизвестно, буду ли я когда-нибудь в соответствующем настроении, — заметила между тем Патриция.