— От меня не так-то легко избавиться.
— Я никогда не согласилась бы на эту поездку в Англию, если бы не Жан-Луи.
— Если бы не его жадность.
— Что вы знаете о бедности, господин Фунт Стерлингов? — Патриция метнула на него гневный взгляд. — Вы же купались в деньгах всю жизнь!
— Откуда такие сведения? — спросил он, подозрительно прищурившись.
— Да вы же сами просветили меня на этот счет, зачитывая свою газету, — невесело рассмеялась она. — Я узнала, что моя и ваша семьи на паях владеют крупной компанией. Потом вы сообщили, что я очень богата, а стало быть, дело процветает. Так что вы знаете о нужде и голоде? О том, что талантливые художники вынуждены валяться в ногах у богатых заказчиков?
— Да, мне не приходилось бедствовать. Но я никогда не стал бы заставлять женщину действовать против ее воли с исключительно меркантильной целью.
— Разве? — Патриция иронически подняла брови. — А как поступаете вы сами? Используете меня ничуть не хуже, чем мой жених.
— Каким же образом? — Майлз опустил веки, гася беспокойные огоньки в глазах.
— Вы утверждаете, что собирались жениться на мне. Если бы свадьба состоялась, вам достались бы все акции компании.
— Наша помолвка не была финансовым соглашением, — отчеканил он, глядя ей прямо в глаза и, не встретив ни искры доверия, добавил: — В любом случае, разве этот вопрос не снят с повестки дня? Ведь все деньги могут достаться теперь Жану-Луи.
— А что если я действительно отдам их ему? — воинственно заявила Патриция.
— Это твои деньги, и тебе решать, как поступить с ними, — снисходительно усмехнулся Майлз.
Поезд загрохотал по туннелю, уходящему под дно Ла-Манша, и путешественники замолчали, приспосабливаясь к переходу от яркого дня к искусственному освещению и гнетущей тьме за окном. Так и моя жизнь, еще сутки назад простая и ясная, теперь тонула во мраке забвения и тайны, подумала Патриция.
— Не хочешь ли узнать историю своей семьи? — предложил Майлз, словно угадав ее мысли.
— Не испытываю никакого желания, — вздохнула она. — Но вижу, что вы все равно не отвяжетесь, так что валяйте.
— Как я уже упоминал вчера вечером, ты дочь англичанки и француза. У тебя двойное гражданство. Вероятно, после исчезновения ты пользовалась французским паспортом. По настоянию отца в доме говорили на двух языках, и ты в совершенстве владеешь тем и другим. Однако после развода твоя мать вышла замуж вторично, и тебя отправили жить к бабушке. Та занялась твоим образованием и…
— Почему? — перебила Патриция. — Почему я не осталась с матерью или отцом?
Майлз на мгновение задумался.
— У каждого из них сложилась новая жизнь, новое окружение. И бабушка рассудила, что в этой ситуации ее опекунство будет для тебя чем-то вроде общего знаменателя, — пояснил он, как бы оправдываясь.
— И моих родителей это устроило? Неужели я так мало значила для них?
Майлз ожидал услышать горечь в ее словах, но не уловил ничего, кроме любопытства.
— Не все так просто. Твоя мать вышла замуж за аргентинца и уехала в Южную Америку. Отец вернулся на родину. Они оба хотели остаться с тобой. Но твоя бабушка обладает исключительно сильным характером, и заставить ее изменить решение почти невозможно.
— Но они могли отстоять меня? Если бы хотели по-настоящему?
— Повторяю, это было нелегко.
Несколько секунд Анжелика безмолвно смотрела на него, затем уголки ее рта медленно поползли вверх.
— Жизнь вообще сложная штука… Но я перебила вас.
— У твоей бабушки дом в Ланкашире, — продолжал Кейн, — и до окончания школы ты жила с ней там. Потом она взяла тебя с собой в путешествие по Индии и другим странам Азии, которое продлилось почти год. Вернувшись в Англию, она обосновалась вместе с тобой в Лондоне, где, собственно, и начались наши с тобой отношения.
— Разве мы не были знакомы раньше? — удивилась Патриция.
— Да, мы часто виделись еще до развода твоих родителей. Но ты тогда была еще девочкой.
— Сколько же вам лет? — В ее картинно округлившихся глазах запрыгали смешинки.
— Тридцать два.
— А мне?
— Двадцать один. Меньше чем через месяц тебе исполнится двадцать два.
— И когда же наше знакомство переросло в столь страстную связь?
— Ты появилась в Лондоне два года назад.
— Это в девятнадцать-то лет? — Насмешливо скривив губу, Патриция покачала головой. — Да-а, видимо, лишившись папочки, я невольно потянулась к солидным мужчинам. Скажите, я… совершенно потеряла от вас голову?
— Возможно, когда-нибудь ты сама вспомнишь все подробности, — сделав вид, что не замечает нарочитой язвительности вопроса, обронил Кейн.
Француженка, дремавшая в ней все утро, неожиданно вновь напомнила о себе. Состроив недовольную гримаску, Патриция закинула ногу на ногу, задев колено своего спутника и украдкой наблюдая за его — увы — невозмутимой миной.
— Мне так не кажется, — с досадой отрезала она. — Скажите лучше, как сейчас поживают мои любвеобильные родители?
— Жива только мать, она по-прежнему находится в Аргентине.
— Она тоже совладелец компании… как там ее… Шандо и Кейн?
— Кейн и Шандо, — поправил Майлз. — Что касается прав собственности, то все акции, унаследованные твоей матерью, перешли к тебе после ее повторного замужества. Такова была воля бабушки.
— Ничего себе образ вырисовывается — железная старушенция!
— Да, она такая, — невесело усмехнулся Кейн. — И, по правде сказать, я вряд ли доверил бы такому человеку воспитание юной трепетной особы.